Последнее время невольно наблюдаю за тем, как влияет травма на беспомощность «здесь и сейчас» у человека с невротической организацией личности. И как замыкается порочный круг беспомощности. Подчеркнула организацию личности в связи с тем, что в данном наблюдении имеет значение критичность человека к собственному аффекту. Возможно, это один из вариантов. Но именно этот сейчас и вызывает интерес.
Происходит некоторое событие. Как правило, прямо или косвенно любое событие связано с участием других людей. У человека возникает чрезмерная эмоциональная реакция, которую он идентифицирует, как ненормальную. Невротик обычно чувствует, что с ним происходит что-то «не то». Дальше, поскольку реакция очень сильная, он её удерживает, оберегая от неё других участников ситуации. Он понимает, что реакция чрезмерная и не соответствует по своей силе данной ситуации (собственно, когда интенсивность эмоции не соответствует силе стимула, мы и предполагаем травму). Параллельно с этим человек, уже измученный своим чрезмерным эмоциональным реагированием на определенные ситуации, с горем очередной раз оценивает себя как больного (ненормального, чрезмерно эмоционального, неадекватного и т.д.). Чувствует стыд за такую свою слабость. И стыдит себя сам.
В этот момент вся засада и случается. Человек выключает себя из поля взаимодействия, «аутизируется» в своей реакции, параллельно с этим исключая возможность разглядеть в произошедшем реальное участие других людей и их реальный вклад в эмоциональную ситуацию, и в общем даже их реальную «вину» или «ответственность» (тут уж в зависимости от ситуации какое слово больше подойдёт). И даже та доля возникшей эмоции, которая на самом деле вполне относится к ситуации «здесь и сейчас», а не к травматичной ситуации «там и тогда», не может быть переварена, выражена и\или трансформирована. Еще раз отмечу, что этому способствуют два фактора. С одной стороны, когда эмоция зашкаливает, довольно сложно найти адекватную меру взаимодействия с окружающими. Сначала нужно время на снижение аффекта, чтобы возбуждение соответствовало текущей ситуации. С другой стороны, может зашкаливать не только эмоция, но и реакция «я больной», которая затмевает невротику глаза и он вообще перестаёт учитывать, что случившееся реально случилось здесь и сейчас, и в нём есть реальный неприятный момент (ему не показалось), который можно и стоило бы разрулить. А реакция «я больной» («неадекватный», «я не прав» и т.д.) исключает эту возможность, потому что человеку начинает казаться, что это он всё искажает. Сейчас пишу и думаю, что, может быть, это и есть один из вариантов расщепления в травме? Сама эмоциональная реакция возникает такая (по силе и желанию ответить), что как будто другой делает (сделал) «что-то ужасное», а затем следует собственная реакция на своё переживание — «я плохой, я чувствую и могу сделать что-то ужасное». В этом месте невозможна середина, разделение ответственности и т.д.
Сформулировала для себя два важных аспекта в связи с наблюдениями. С одной стороны, этот вечный классический гештальт-вопрос «что ты хочешь и можешь сделать прямо сейчас (здесь и сейчас)?» помогает вернуться из воронки травмы в реальность и, хоть в малом, но почувствовать свою способность повлиять на ситуацию. А значит — не беспомощность, не состояние жертвы. С другой стороны, опять же популярная у некоторых гештальт-терапевтов (не принимающих концепцию травмы) идея, что искать надо источник в настоящем, в актуальной ситуации клиента, и поменьше возвращаться к прошлому и что «травмы нет», не всегда уместна. Потому что к актуальной ситуации относится только часть аффекта. Если эту часть разместить, трансформировать, то удаётся не впасть в беспомощность и воронку травмы, но, тем не менее, аффект возникнет с новой силой в новой подобной ситуации. Потому что, как я думаю, память о какой-то интенсивной незавершенной (или серии незавершенных) ситуации продолжает работать.
p.s. Вообще давно хотела написать — и коллегам, и клиентам, — что, на мой взгляд, большую роль в сохранении травмы, укреплении симптомов, застревании в воронке, играет, по-моему, именно вторичная реакция — оценка себя как плохого, неправильного, и в связи с этим попытка максимально быстро избавиться от эго-дистонного переживания. И самое интересное в этом процессе то, что неприятие симптома и себя с ним имеет очень и очень тонкие ментальные проявления. Их далеко не всегда можно заметить — не только со стороны, но и самому за собой. Причём, даже тогда, когда есть уже собственный опыт проработки травмы. Даже когда грубые формы этого отвержения уходят, и человеку кажется, что самоотвержение позади, нередко оказывается, что в сам момент активации травматического опыта, он продолжает это делать. Эти отвергающие действия, это неприятие заключается в попытках быстро справиться с симптомом — в том, чтобы быстрее избавиться от боли; в злости, что симптом опять появился и т.д. Иногда эти намерения буквально на задворках сознания, еле-еле заметные для своего собственного внутреннего наблюдателя. Поэтому я думаю, что для начала всё же для проработки травмы очень нужен другой — хотя бы один чуткий человек. Или специальная группа. Чтобы через иное отношение к тому, кто в травме (через отношение принятия), через иное отношение к его симптому, научить человека быть очень чутким к себе. В этом опыте совместной проработки травмы человек получает и разрешение на то, чтобы быть таким, какой он есть, со своими болезненными симптомами, и разрешение быть его симптомам (а без разрешения их невозможно принять), и заботу в том месте, где привычным является самоосуждение и самоотвержение, и навык наблюдения за собой, чтобы уметь различать, как человек, когда-то не поддержанный в своём травматическом опыте, теперь сам не поддерживает себя, и, наконец, опыт трансформации травматических переживаний — как совместно с помощником, так и самостоятельный.
Юлия Голованова (Верятина)
психолог, гештальт-терапевт, г. Пермь.